Вернуться к разделу • Брестская крепость глазами солдат Вермахта

На четвертый день боев в Бресте в трех пехотных полках 45-й пехотной дивизии Вермахта были сформированы штурмовые группы из сапёров и пехотинцев для овладения опорными пунктами, остававшимися до сих пор в руках бойцов Красной Армии. В поддержку им выделили шестиствольные минометы. Гельмут Бёттхер, сапер штурмовой группы, описывает действие этих минометов:

«Для этого в ход пошли особые реактивные снаряды. Дальность у них была небольшой, а вот взрывная мощь огромной. Страшнее оружия, как мне кажется, не бы на тот момент. В радиусе трех - трех с половиной метров ничего живого не оставалось, из-за вакуума, поражавшего легкие и человека, и животных. Ужас, и только. После такого взрыва погибшие замирали будто куклы - да, да! Сидели, замерев в неподвижности на скамейке или на чем там их смерть застала. Погибали все стопроцентно, и смерть наступала мгновенно. Жуть!»

Было принято решение очистить Северный остров от противника и только потом переходить к завершающему штурму цитадели. С самого начала атакующих поджидали неимоверные трудности. Так, например, проведение артподготовки было признано невозможным вследствие небольшой площади крепости. «Стрелковое оружие оказалось неэффективным против стен крепости, - докладывали из штаба 45-й пехотной дивизии Вермахта, - а танков или самоходных артиллерийских установок в наличии не имелось». Единственный огнемет, оставшийся у бойцов 81-го саперного батальона, также ничего не решал, поскольку подобраться вплотную к неприятелю можно было лишь при наличии средств бронезащиты. Командованием Вермахта предпринимались попытки воспользоваться захваченными у противника танками. Только что сформированные штурмовые группы приступили к зачистке выявленных очагов сопротивления.

Дарья Дмитровна, жена одного солдата-артиллериста, со слезами вспоминает о том, что пришлось пережить во время этих боев:

«Мы целую неделю просидели в подвалах казармы без воды и пищи. Ворвавшись в крепость, фашисты стали забрасывать подвалы дымовыми гранатами. На моих глазах, задыхаясь, гибли дети, а я ничего не могла сделать. Я до сих пор не понимаю, как я уцелела, - это чистая случайность. До сих пор это не укладывается у меня в голове».

Рукопашные схватки, завязывавшиеся во время этого штурма, носили крайне ожесточенный характер. Окруженные красноармейцы, понимая, что их ждет, отбивались даже ножами. Красноармеец Григорий Макаров вспоминает, что перед атакой немцы забрасывали их гранатами со слезоточивым газом, «и тогда все вокруг заволакивали клубы ядовитого дыма».

Бок о бок с солдатами, оборонявшими казематы крепости, находились женщины и дети. Красноармеец Григорий Макаров видел труп мальчика, задохнувшегося в дыму. Рядом сидела его мать и по-прежнему закрывала лицо ребенка меховой рукавичкой. «А сколько было раненых! - продолжает рассказ Макаров. - И никаких перевязочных средств, ничего, чтобы остановить гангрену или нагноение. От этого погибло много раненых».

Лейтенант Шнайдербауэр из взвода 50-мм противотанковых орудий (45-я пехотная дивизия Вермахта) получил приказ выдвинуть пушки на прямую наводку для оказания огневой поддержки наступающей пехоте. Шнайдербауэр вспоминает о том, что они увидели на Южном острове:

«Эти метры превратились для нас в сплошной ожесточенный бой, не стихавший с первого дня. Все кругом уже было разрушено почти до основания, камня на камне не оставалось от зданий. Вокруг валялись трупы красноармейцев и лошадей. В воздухе разило горелым мясом и тленом».

Когда специально сформированные штурмовые группы приступили к зачистке занятых неприятелем зданий, 50-мм орудия обеспечивали огневую поддержку, ведя огонь по окнам и предполагаемым временным огневым точкам врага.

Огонь советских снайперов оказался смер-тельным для очень многих наступавших подразделений Вермахта. Так, не обращав-ший внимания на предостережения, на месте был убит офицер из роты пропаганды. Попытка решить простыми средствами крайне сложную задачу обернулась для Вермахта затяжными и кровопролитными сражениями. санитары с носилками под огнем пробирались к раненым, но нередко сами становились жертвами пуль и осколков. «Каким-то невероятным образом, - рассказывает Шнай-дербауэр, - им удавалось вытащить из-под огня кого-нибудь».

Попытка взять измором защитников крепости превратилась в муку и для самих штурмовавших. Командир взвода противотанковых орудий своими глазами видел, как:

« ...саперы штурмовой группы забрались на крышу здания как раз напротив нас. У них на длинных шестах были заряды взрывчатки, они совали их в окна верхнего этажа - подавляли пулеметные гнезда врага. Но почти безрезультатно - русские не сдавались. Большинство их засело в крепких подвалах, и огонь нашей артиллерии не причинял им вреда. Смотришь, взрыв, еще один, с минуту все тихо, а потом они вновь открывают огонь».

Эти краткие минуты замешательства защитников крепости солдаты Вермахта старались использовать и прорваться в казематы. Шнайдербауэр вспоминает:

«Мы, ворвавшись туда, заваливали все выходы тем, что под руку попадет: камнем, кусками решеток, ящиками, чтобы лишить русских возможности выбраться».

Здание Дома офицеров, словно заноза, мешало операциям по зачистке Северного острова. Части Вермахта постоянно попадали под продольный огонь Красной Армии. 81-й штурмовой саперный батальон Вермахта получил задачу уничтожить здание. Подрывники, взобравшись на его крышу и привязав к длинным шестам мощные взрывные устройства, опустили шесты на уровень окон, после чего была дана команда на подрыв. «Послышались крики и стоны раненых русских, - записано в отчете дивизии, - но огонь продолжался».

Условия в обороняемых бойцами Красной Армии объектах становились невыносимы. Медсестра К. Лешнева (По другим данным Ткачева Прасковья Леонтьевна, старшая медсестра хирургического отделения госпиталя. П.Л. Ткачева находилась на Волынском укреплении до 25 июня, а летом 1942 года стала связной в партизанском отряде имени Чернака Брестского соединения. После войны жила и работала в Бресте), описывает: «В казематах мы оказывали раненым медицинскую помощь, в том числе женщинам и детям. К тому времени у нас кончились перевязочные материалы, лекарства и вода. Острее всего ощущалась нехватка воды. Доставить ее с реки было невозможно, но надо ведь было хоть немного напоить раненых!»

Георгий Карбук описывает мучения, которые выпали на долю оборонявшихся красно-армейцев. «Самое тяжелое - это нехватка воды, - поясняет он. - Вода требовалась для охлаждения пулеметов «максим», иначе стволы перегревались, и пулемет заклинивало. И тут же рядом с пулеметами лежали раненые, изнемогавшие от жажды». «Приходилось выбирать, что важнее. Сохранять оружие в боеспособном состоянии или спасать людей. А вокруг лежали раненые, многие при смерти, они метались, бредили, просили воды. Целые семьи были там! С детьми! Сколько людей мучилось от жажды! А рядом, всего в двух шагах, две реки!»

Генералы Вермахта считали, что пока их успехи более чем иллюзорны. «Только сейчас после тяжелых боёв пала брестская цитадель», - записал командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Бок в свой дневник 25 июня 1941 года. Но уже на следующий день мощнейший взрыв потряс массивное здание, где размещалась школа младших командиров. 81-му штурмовому саперному батальону Вермахта удалось взорвать метровые кирпичные стены. Наружу вывели группу оглушенных пленных - 450 человек. Последним препятствием оставался Восточный форт.

Все подходы к Восточный форту перекрывались прицельным огнем тяжелых пулеметов. Солдаты 45-й пехотной дивизии Вермахта рассказывали, что «единственным выходом было вынудить русских сдаться, взяв их измором - голодом, и в первую очередь жаждой. Все остальные средства хоть как-то ускорить этот процесс, включая ураганный огонь тяжелых минометов, атаки танков, призывы по громкоговорителю, листовки, - все оказались безрезультатными».

Нехватка воды превратилась для защитников крепости в тяжелейшее испытание. Медсестра К. Лешнева своими глазами видела, «как одну нашу медсестру застрелили на лужайке у берега реки, когда она попыталась зачерпнуть воды. Я своими глазами видела. Мы даже не смогли оттащить тело. Она восемь дней так и пролежала на траве». Немцы не гнушались никакими средствами, чтобы сломить волю оборонявшихся. Георгий Карбук вспоминает:

«Немцы установили мощные прожекторы на другом берегу, которыми всю ночь освещали наш берег. От этого света никуда нельзя было скрыться, они обшаривали каждый кустик. Стоило кому-нибудь из нас попытаться пробраться к реке, как его тут же замечали. Там, на берегу, многие погибли».

Осада длилась вот уже шестой день. Один советский перебежчик признался, что силы обороны, центром которой являлся Восточный форт, насчитывали 20 офицеров и 370 солдат и сержантов из 393-го зенитного батальона 42-й стрелковой дивизии Красной Армии. Они имели в своем распоряжении счетверенный зенитный пулемет, 10 легких пулеметов, 10 автоматов, 1000 ручных гранат и много других боеприпасов и продовольствия. Так что, скорее всего, сдаваться они не собираются. «Воды там мало, но ее добывают, прорывая скважины в земле». В форте также находятся женщины и дети. «Штаб обороны возглавляют майор и комиссар». Несмотря на большое количество пленных, захваченных за сутки до этого, немцы по-прежнему несли ужасающие потери. А с ними пришло и горькое разочарование, в свою очередь, порождавшее чувство бессмысленности дальнейших попыток овладеть цитаделью.

28-й танковый взвод подогнал два странных на вид танка. Один - французский танк «Сомуа», трофей предыдущей кампании во Франции, другой танк еще недавно принадлежал Красной Армии. Оба танка открыли огонь по бойницам, амбразурам и окнам зданий Восточного форта. «Русские заметно приутихли, - как следует из донесения дивизии, - однако до сих пор нет признаков успеха». Попытки подавить огневые точки защитников крепости продолжались, но попрежнему не давали результатов. Немецких солдат выводили из себя снайперы, «непрерывно стрелявшие отовсюду - из самых, казалось, неподходящих мест: из-за мусорных контейнеров и куч мусора». Естественно, их уничтожали, но «стрельба из Восточного форта продолжалась с новой силой». Григорий Макаров, красноармеец, вспоминает атаку «немецких химических войск» 27 июня. Они использовали слезоточивый газ. По словам Макарова, у защитников было достаточно противогазов: «Они были велики для детей. Но мы натягивали их им на голову, а снизу подвязывали чем-нибудь, и газ не проникал под маску. Только у одной женщины был мальчик, ему было полтора года. Тут уж мы ничего не могли сделать, он так и задохнулся». Подобные трагедии приводили к тому, что сопротивление красноармейцев только усиливалось.

Против упрямых защитников крепости применялись и другие меры. Гельмут Бёттхер, боец штурмового саперного подразделения, воевал в огнеметном взводе. Следует подчеркнуть, что этот человек считал себя «обычным солдатом». И считал вполне нормальными изуверские методы ведения боев:

«Мне было 19 лет, - рассказывает Гельмут Бёттхер, - я часто задумывался надо всем этим, ведь меня заклеймили, как убийцу, но на войне-то я был героем».

Следует добавить, что самые жуткие вещи на войне зачастую становятся нормой. Детство Бёттхера было самым обычным, хоть ему и приходилось несладко. Выросший в годы экономического кризиса, он, по его словам, «в 14 лет оказался на улице и выжил лишь благодаря армейской службе». Он нередко вызывался участвовать в самых разных акциях, но не с огнеметом в руках. «Мне приказали», - оправдывается он. Армейская жизнь открывала перед ним массу новых возможностей, и он, «как все», пытался ими воспользоваться. Однако назначение в Брест в огнеметный взвод явно не обрадовало его. «Жутко себе представить такую службу, но хочу сказать, что огнеметчиков в плен не брали. Их на месте пристреливали».

Огнемет тоже требует сноровки. Он представлял собой укрепленный на спине аппарат ранцевого типа - ёмкость с горючим и нагнетатель весом в 21 кг. Горючее представляло собой легковоспламенявшуюся смесь, поступавшую под давлением в распылитель. Струя горящей жидкости мгновенно превращала жертву в пылающий факел. Аппарат снабжался регулятором давления и толщины струи, что делало его еще более опасным для противника. Но и сам огнеметчик был крайне уязвим для вражеских пуль. Бёттхер поясняет:

«Струя пламени достигала 30 метров в длину, температура - 4000 градусов. Стоило подобраться к траншее и провести по ней струей огня, как там уже спасения ни для кого не было - безопасных закоулков не оставалось. Большинство гибло на месте, некоторым везло - им только выжигало глаза. А вообще, это, конечно, был кошмар», - признается Бёттхер.

До сих пор на стенах цитадели Брестской крепости видны странные темноватые пятна - оплавленный кирпич, напоминающий вулканичес-кую лаву. Георгий Карбук вспоминает:

«Немцы применяли против нас огнеметы. Сунут, бывало, наконечник в подвальное окошко и полыхнут как следует. Сами-то они подвалов избегали. Кирпич, и тот таял, как воск.
Или забрасывали гранатами подвалы, где семьи прятались».

Шестой день осады. Солнце нещадно палит. Большая часть цитадели, включая Северный остров, уже захвачена противником, но Восточный форт держится. Повсюду раздувшиеся на жаре трупы солдат Красной Армии, их скидывают в траншеи и воронки и кое-как забрасывают землей и битым кирпичом. Смрад меньше не становится. В прибрежных камышах на воде раскачиваются другие трупы - немцев.

«Все было выжжено дотла, - вспоминает медсестра К. Лешнева, - дома, даже деревья, всё». Состояние раненых становилось критическим: «Мы разрывали одежду на лоскуты, чтобы перевязать раны. Воды не было. Раненые мучились. Достать воды не было никакой возможности - все под огнем. Иногда удавалось чудом зачерпнуть ведро, но что такое ведро на столько людей? Всем доставалось буквально по несколько капель. Мы с риском для жизни приносили чуточку воды, чтобы хоть губы смочить раненым. О себе уже говорить не приходится. А они с такой жадностью набрасывались на эти капли. «Сестра, сестра, дай водички», - просили они. А мы ничего не могли им дать».

План Брестской крепости. 1. Восточный форт. 2. Северные ворота. 3. Инженерная казарма — Музей обороны Брестской крепости. 4. Развалины церкви. 5. Холмские ворота. 6. Тереспольские ворота. 7. Северо-западная казарма цитадели.

Утром 28 июня 1941 года два уцелевших танка 28-го танкового взвода получили подкрепление - несколько спешно отремонтированных самоходных артиллерийских установок. Обстрел стен Восточного форта продолжился, но по-прежнему без видимых результатов. Вперед выдвинули 88-м зенитное орудие и открыли огонь прямой наводкой. Но и это не помогло, - сдаваться никто не собирался. Пытаясь переломить ситуацию, генерал-майор Шлипер, командир 45-й дивизии Вермахта, запросил помощь у Люфтваффе с ближайшего аэродрома Малашевичи. Как только договоренность была достигнута, немецким солдатам отдали приказ немедленно очистить территорию крепости и отойти на безопасное расстояние. Низкая облачность несколько отодвинула время начала воздушной операции Люфтваффе. Солдаты Вермахта вновь сомкнули кольцо окружения, чтобы не позволить защитникам выйти. Целую ночь стены крепости освещали прожекторы. Любая попытка немецких солдат хоть на несколько метров приблизиться к форту вызывала ураганный автоматный и пулеметный огонь. Из окруженного форта беспрестанно тянулись огненные строчки трассирующих пуль. Сдадутся они когда-нибудь или нет?

29 июня в Германии узнали первые новости с Восточного фронта. Предваряемая фанфарами Ференца Листа сводка новостей гласила: «Советские военно-воздушные силы полностью уничтожены». И далее: «Мощные приграничные укрепления противника частично прорваны в самый первый день». Бодрый голос диктора перечислял победу за победой. «23 июня враг предпринял попытку контратаковать передовые части наших стремительно наступавших войск», но «германский солдат был и остается победителем». Далее следовал список занятых Вермахтом населенных пунктов. Сообщили о взятии с боями крепости в городе Гродно. «Последний оплот врага, Брестская цитадель, захвачена нашими войсками 24 июня».

Всего за тот день 29 июня 1941 года по радио прозвучали 12 сводок ОКВ. Геббельс ликовал: «Под Белостоком окружены две армии красных». «У врага нет ни малейшей возможности прорвать кольцо окружения. Минск наш!» Но, несмотря на открытие информационных шлюзов, немецкая аудитория состояла не только из доверчивых слушателей.

Геббельс записал в своем дневнике: «Слишком много информации сразу. от такого потока
можно только отупеть. Так что желаемого эффекта мы не добились. Люди чувствуют, что ими пытаются манипулировать. Слишком много для первого раза, так они считают ... И все же эффект воздействия огромен ... Мы снова на высоте ... » Сомнения Геббельса нашли свое отражение и в секретных отчетах СС следующего дня. «Изо всех 12 сводок хорошо были восприняты не более двух-трех». Несмотря на нетерпение услышать с Восточного фронта только хорошие новости, таких успехов не ожидал никто. В газетах приводились «фантастические » цифры потерь русских, продолжали циркулировать не менее фантастические слухи. «Согласно отчетам с мест, - далее утверждает отчет СС, - кое-где уверены, что наши войска подойдут к Москве уже в следующие выходные».

Вот такие «горячие денечки» стояли в Третьем Рейхе в конце июня 1941 года. И это было только начало - маятник блицкрига лишь начинал раскачиваться.